На дно как подводная лодка песня
Сыт я по горло, до подбородка —
Даже от песен стал уставать, —
Лечь бы на дно, как подводная лодка,
Чтоб не могли запеленговать!
Друг подавал мне водку в стакане,
Друг говорил, что это пройдет,
Друг познакомил с Веркой по пьяни:
Верка поможет, а водка спасет.
Не помогли ни Верка, ни водка:
С водки — похмелье, а с Верки — что взять!
Лечь бы на дно, как подводная лодка, —
И позывных не передавать!
Сыт я по горло, сыт я по глотку —
Ох, надоело петь и играть, —
Лечь бы на дно, как подводная лодка,
Чтоб не могли запеленговать!
— Владимир Семенович Высоцкий, 194 цитаты
- Пред. Предыдущая
- След. Следующая
ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ
ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ
- Показать лучшие
Что бы мы ни думали о Жизни и как бы её себе не представляли, а Она всё течёт и течёт, по своим духовным законам, неизменно спокойная, и невыразимо прекрасная.
Любимому . я никогда не прекословлю
И злость не вымещаю на посуде.
Мы всё решим спокойно и с любовью,
Как он мне скажет, так по-моему и будет!
Сокол не подбирает брошенные зёрна, даже если умирает с голоду. Так и самурай, орудуя зубочисткой, должен показывать, что сыт, даже если он ничего не ел.
Я любил в жизни дважды – я имею ввиду, по-настоящему, – и оба раза был убежден, что все это навеки и кончится только с моей смертью; и оба раза это кончилось, а я, как видишь, не умер.
Как бы мы не разукрашивали внутренние миры, люди всегда выбирали друг друга по внешности.
Мы холодно смотрим, думая ни о чем.
Пустой разговор пошел по второму кругу.
Мы любим отчаянно, страстно и горячо,
И как ни печально, кажется, не друг друга.
Я думал, что опустился на самое дно, как вдруг снизу постучали.
По-настоящему любящие люди — это не те, кто всегда и по любому вопросу имеют единое мнение (хотя и это неплохо), а те, которые умеют прислушиваться и считаться с мнением друг друга.
Давай не будем никогда ругаться,
Ведь можно полюбовно все решить.
Давай друг другу чаще улыбаться,
И без того так сложно в мире жить.
Давай, разделим поровну заботы,
Чтоб просто никогда не уставать.
Чтоб было нам приятно от работы,
Друг другу будем чаще помогать.
Давай по пустякам не раздражаться,
Ведь это только усложняет жизнь.
Давай не будем сильно обижаться,
Друг другу верить, искренне любить!
Конечно, встретить человека — это подарок судьбы. Но люди не встречаются — они обретают друг друга. Обретают мало-помалу, как потерявшийся в детстве ребенок по одному отыскивает разбросанных по свету родных. Если бы люди тратили чуть больше сил на то, чтобы искать и открывать то, что их объединяет, а не умножать то, что их разделяет, — быть может, нам удалось бы жить в мире.
На дно как подводная лодка песня
Он выпрямился, опустил руки по швам и строго выкатил глаза. Молодой человек отложил газету и тоже встал, скучающе глядя в сторону. Тогда Виктор тоже поднялся.
— Виктор Банев! — провозгласил долговязый казенно-возвышенным голосом. — Милостивый государь! От имени и по специальному повелению господина Президента я имею честь вручить вам медаль «Серебряный Трилистник Второй Степени» в награду за особые заслуги, оказанные вами департаменту, который я удостоен здесь представлять!
Он раскрыл синюю коробку, торжественно извлек из нее медаль на белой муаровой ленточке и принялся пришпиливать ее к груди Виктора. Молодой человек разразился вежливыми аплодисментами. Потом долговязый вручил Виктору удостоверение и коробку, пожал Виктору руку, отступил на шаг, полюбовался и тоже похлопал в ладоши. Виктор, чувствуя себя идиотом, тоже похлопал.
— А теперь это надо обмыть, — сказал долговязый.
Все сели. Долговязый разлил виски и взял себе стаканчик для карандашей.
— За кавалера «Трилистника»! — провозгласил он.
Все снова встали, обменялись улыбками, выпили и снова сели. Молодой человек в очках тут же взял газету и закрылся ею.
— Третья степень у вас, кажется, была, — сказал долговязый. — Теперь вам еще первую, и будете полным кавалером. Бесплатный проезд и все такое. За что третью схватили?
— Не помню, — сказал Виктор. — Было там что-то такое, убил, наверное, кого-нибудь… А, помню. Это за Китчиганский плацдарм.
— О! — сказал долговязый и снова разлил виски. — А я вот не воевал. Не успел.
— Вам повезло, — сказал Виктор. Они выпили. — Между нами говоря, не понимаю, за что мне дали эту штуку.
— Я же сказал: за особые услуги.
— За Суммана, что ли? — произнес Виктор, горестно усмехаясь.
— Бросьте! — сказал долговязый. — Вы же важная персона. Вы же там, в кругах… — Он неопределенно помахал пальцем возле уха.
— В каких там кругах… — сказал Виктор.
— Знаем, знаем! — лукаво закричал долговязый. — Все знаем! Генерал Пферд, генерал Пукки, полковник Бамбарха… Вы — молодец.
— В первый раз слышу, — сказал Виктор нервно.
— Начал это дело полковник. Никто, сами понимаете, не возражал — еще бы! Ну, а потом генерал Пферд был на докладе у Президента и подсунул ему представление на вас… — Долговязый засмеялся. — Потеха, говорят была. Старик заорал: «Какой Банев? Куплетист? Ни за что!» Но генерал ему эдак сурово: надо, ваше высокопревосходительство! В общем, обошлось. Старик растрогался, ладно, говорит, прощаю. Что там у вас с ним случилось?
— Да так, — неохотно сказал Виктор. — О литературе поспорил.
— Вы действительно пишете книжки? — спросил долговязый.
— Да. Как полковник Лоуренс.
— И прилично платят?
— Надо будет и мне попробовать, — сказал долговязый. — Времени вот только нет свободного. То одно, то другое…
— Да, времени нет, — согласился Виктор. При каждом движении медаль покачивалась и стучала по ребрам. От нее было ощущение, как от горчичника. Хотелось снять, и тогда сразу полегчает.
— Вы знаете, я пойду, — сказал он поднимаясь. — Время.
Долговязый тотчас вскочил.
— Конечно, — сказал он.
— Честь имею, — сказал долговязый. Молодой человек в очках приспустил газету и поклонился.
Виктор вышел в коридор и сейчас же содрал с себя медаль. У него было сильное желание бросить ее в урну, но он удержался и сунул ее в карман. Он спустился вниз на кухню, взял бутылку джина, а когда шел обратно, портье окликнул его:
— Господин Банев, вам звонил господин бургомистр. Уже два раза. В номере вас не было, и я…
— Что ему нужно? — угрюмо спросил Виктор.
— Он просил, чтобы вы ему немедленно позвонили. Вы сейчас к себе? Если он сейчас позвонит еще раз…
— Пошлите его в задницу… — сказал Виктор. — Я сейчас выключу телефон, и если он будет звонить вам, то так и передайте, господин Банев, кавалер «Трилистника Второй Степени», посылает-де вас, господин бургомистр, в задницу.
Он заперся в номере, выключил телефон и еще зачем-то прикрыл его подушкой. Затем он сел за стол, налил джину, и, не разбавляя, выпил залпом весь стакан. Джин обжег глотку и пищевод. Тогда он схватил ложку и стал жрать клубнику в сливках, не замечая вкуса, не замечая, что делает. Хватит, и хватит с меня, — думал он. Не нужно мне ничего, ни орденов, ни генералов, ни гонораров, ни подачек ваших, не нужно мне вашего внимания, ни вашей злобы, ни любви вашей, оставьте меня одного, я по горло сыт самим собой, и не впутывайте меня в ваши истории… Он схватил голову руками, чтобы не видеть перед собой бело-синего лица Павора и этих бесцветных безжалостных морд в одинаковых плащах. Генерал Пферд с вами, генерал Баттокс. Генерал Аршман с вашими орденоносными объятиями, и Зурзмансор с отклеивающимся ликом… Он все пытался понять, на что это похоже. Высосал еще пол-стакана и понял, что, корчась, прячется на дно траншеи, а под ним ворочается земля, целые геологические пласты, гигантские массы гранита, базальта, лавы, выгибают друг друга, ломают друг друга, стеная от напряжения, вспучиваются, выпячиваются, и между делом, походя, выдавливают его наверх, все выше, выжимают из траншеи, выпирают над бруствером, а времена тяжелые, у властей приступ служебного рвения, намекнули кому-то, что плохо-де работаете, а он — вот он, под бруствером, голенький, глаза руками зажал, а весь на виду. Лечь бы на дно, думал он. Лечь бы на самое дно, чтобы не слышали и не видели. Лечь бы на дно, как подводная лодка, — подумал он и кто-то подсказал ему — чтобы не могли запеленговать. И никому не давать о себе знать. И нет меня, нет. Молчу, разбирайтесь сами. Господи, почему я никак не могу сделаться циником. Лечь бы на дно, как подводная лодка, чтобы не могли запеленговать. Лечь бы на дно, как подводная лодка, — твердил он, — и позывных не передавать. Он уже чувствовал ритм, и сразу заработало: сыт я по горло… до подбородка… и не хочу я ни пить, ни писать. Он налил джину и выпил. Я не хочу ни петь, ни писать… ох, надоело петь и писать… Где банджо, подумал он. Куда я сунул банджо? Он полез под кровать и вытащил банджо. А мне на вас плевать, подумал он. Ох, до какой степени мне плевать! Лечь бы на дно, как подводная лодка, чтобы не могли запеленговать. Он ритмично бил по струнам, и в этом сначала пол, потом вся комната, а потом весь мир пошел притоптывать и поводить плечами. Все генералы и полковники, все мокрые люди с отвалившимися лицами, все департаменты безопасности, все президенты и Павор Сумман, которому выкручивали руки и били по морде… Сыт я по горло, до подбородка, даже от песен стал уставать… не стал уставать, уже устал, но «стал уставать» — это хорошо, а значит, это так и есть… лечь бы на дно, как подводная лодка, чтоб не могли запеленговать. Подводная лодка… горькая водка… а также молодка, а также наводка, а лагерь не тетка… вот как, вот как…
В дверь уже давно стучали, все громче и громче, и Виктор, наконец, услышал, но не испугался, потому что это был не ТОТ стук. Обыкновенный радующий стук мирного человека, который злится, что ему не открывают. Виктор открыл дверь. Это был Голем.
— Веселитесь, — сказал он. — Павора арестовали.
— Знаю, знаю, — сказал Виктор весело. — Садитесь, слушайте…
Голем не сел, но Виктор все равно ударил по струнам и запел:
Сыт я по горло, до подбородка, Даже от песен стал уставать.
Лечь бы на дно, как подводная лодка, Чтоб не могли запеленговать…
— Дальше я еще не сочинил, — крикнул он. — Дальше будет водка… молодка… лагерь не тетка… А потом — слушайте:
Не помогают ни девки, ни водка, С водки — похмелье, а с девок — что взять?
Лечь бы на дно, как подводная лодка, И позывных не передавать…
Сыт я по горло, сыт я по глотку, О-о-ох, надоело петь и играть!
Лечь бы на дно, как подводная лодка, Чтоб не могли запеленговать…
— Все, — крикнул он и швырнул банджо на кровать. Он чувствовал огромное облегчение, как-будто что-то изменилось, как будто он стал нужен там, над бруствером, на виду у всех, — оторвал руки от зажмуренных глаз и оглядел серое грязное поле, ржавую колючую проволоку, серые мешки, которые раньше были людьми, нужное, бесчестное действие, которое раньше было жизнью, и со всех сторон над бруствером поднялись люди и тоже огляделись, и кто-то снял пале со спускового крючка…
Запись прощальной песни погибших подводников попала в сеть (3 фото + 3 видео)
На просторах интернета появилось видео, на нём экипаж затонувшей индонезийской подводной лодки исполняет песню, словами которой, как бы прощаясь с теми, кто остался на берегу.
На YouTube-канале азиатского издания The Online Citizen размещено видео, на котором, как будто предчувствуя беду, запечатлены моряки, находясь на борту своей субмарины, они хором, под гитару исполняют индонезийскую песню Sampai Jumpa («Увидимся позже»).
«Хоть я и не готов скучать по тебе, я не готов жить без тебя, я желаю тебе всего наилучшего», — поют моряки.
Источник: youtu.be
Как пояснили в руководстве ВМФ Индонезии, это короткое видео было записано в честь прощания с командиром, буквально за считаные недели до катастрофы.
YouTube канал NewsBar, опубликовавший видео затонувшей в Балийском море подлодки KRI Nanggala 402, также сообщил, что к моменту крушения на её борту находились 53 человека – все они признаны погибшими. По информации в ВМС Индонезии субмарина обнаружена на глубине 850 метров. Подводные лодки такого класса не рассчитаны на пребывание, на таких глубинах. Начальник штаба ВМФ Индонезии Юдо Маргоно сказал, что человеческого фактора в данной аварии, по всей видимости, нет – экипаж в крушении не виноват. Корпус подводной лодки лопнул, внутренности нескольких отсеков быстро заполнились водой, что привело к ускоренному погружению на недопустимую глубину, после чего субмарина раскололась о дно моря: её корпус, корма и основные части разделены. На некоторых фрагментах видны трещины. По дну также разбросаны руль и якоря. Ранее на месте крушения Нангалы у берегов острова Бали обнаружили баллон со смазкой, вероятно, для перископа, молитвенные коврики, губки и нефтяное пятно.
Источник: youtu.be
Индонезийские военные пока не комментируют возможные причины катастрофы. Эксперты полагают, что катастрофа развивалась стремительно и корабль ушёл под воду не плавно, а резко и быстро. Настолько, что экипаж даже не смог подать сигнал бедствия. Сейчас на месте происшествия продолжают работать поисково-спасательные группы. Вопрос: будут ли проводиться работы по поднятию подлодки со дна – остаётся открытым.
P.S. Да простят меня уважаемые читатели, но не смог удержаться, чтобы в память о 53 отважных моряках дизель-электрической подлодки, не разместить прекрасную песню Владимира Семёновича Высоцкого: “Спасите наши души (SOS)”, – о подводниках.
Источник: youtu.be
В океанской скользят глубине
Субмарины незримых сражений
На невидимой миру войне!
Швыряет лодку злыми кренами…
Волна клокочет в ограждении…
Иль корпус лапой многотонною
Сжимает черная вода –
Мы помним море Средиземное,
Бискай, Атлантику осеннюю,
И белой вьюгой заметенные,
В ночи полярной города.
Припев:
Помним мы «сумасшедшей эскадры»
Океанский рубеж огневой…
И нечастые наши парады,
И команду: «Отдать носовой!»
В горячих точках были первыми,
Не с АПЛ – с «фокстротов» дизельных!
И мы – держали человечество
На стали лодочных бортов!
Платили мы своими нервами,
Платили мы своими жизнями
За Флаг, присягу и Отечество
Вдали от Кольских берегов.
Припев:
А в Полярном – зима даже в марте …
Здесь, увы, не бывает зимы –
Черной точкой на штурманской карте
Обозначена лодка и мы…
Так выпьем, брат, за возвращение
В родную базу победителем!
За тех, кто в море, как положено!
За жен, что ждут на берегу!
За то, чтоб наши погружения
Всегда равнялись нашим всплытиям!
За жизнь на грани невозможного…
И скалы черные в снегу!
Словно длинные черные тени
В океанской скользят глубине
Субмарины незримых сражений
На невидимой миру войне!
1-3 августа 2003
Подводникам ХХ века,
погибшим в Океане, посвящается
Мы дети войны и глубин.
Мы были нигде и везде…
Мы нынче лежим в черноте
Раздавленных морем отсеков…
А там, на поверхности, жизнь!
А там, на поверхности, свет!…
Примите последний привет
Героев минувшего века!
У вас, наверное, весна,
И плещет ласково волна!
Над морем полная луна
И альфа Лиры!
А субмарина в глубине,
На океанском сером дне,
Как вечный памятник войне
И будням мира!
Нам больше балласт не продуть.
Мы в море закончили путь…
За цифрами координат
Лишь даты и сводки скупые.
«Не скажут ни камень, ни крест»,
где в черной воде ледяной
на дне обретали покой
подплава могилы стальные!
А наверху – то снег, то дождь,
И вновь волну развел норд-ост!
И ночь темна – не видно звезд,
И, слава Богу,
Что миль семьсот до берегов,
Чист горизонт и нет врагов…
Но ты в любой момент готов
Пробить тревогу!
Всему свое время и срок.
Подлодки заносит песок.
Нет тропок сюда и дорог…
Да нам, если честно, не надо!
Мы знали, что значит приказ!
Вы там доживите за нас!
А, главное, помните нас,
Не только во время парадов!
Моря не знают слов: война,
И мир, и чья-то там вина,
Зады, рапорты, ордена…
Отцы и дети…
Здесь холод, Вечность, тишина…
Сто метров, как сто лет до дна…
Надежно прячет глубина
Концы трагедий!
Присяги и долгу верны…
Мы здесь никому не должны…
Нам ваши слова не слышны.
Ни слёз, мы не помним, ни горя!
Под скорых салютов дымки
Ложатся на воду венки…
От вашей земли далеки,
Мы стали частицею моря…
А наверху опять зима
И океанские шторма,
Вновь гонят лодку в глубину,
Где не качает…
Где нет ни мира, ни войны…
И души смотрят с глубины,
И слышат ветер, шум волны,
И крики чаек…
11-12 августа 2003
Я лег на дно подбитой субмариной
Я лег на дно подбитой субмариной.
Всю ночь винты чужие надо мной
Кромсали воду, щупая глубины,
Где я лежал – ни мертвый, ни живой.
Шторм наверху нежданно мне помог:
Их разогнала к черту непогода…
Я лег на дно, как тень атомохода,
Как пилигрим, уставший от дорог.
Здесь нет дорог… и мир – чужой и странный.
И тишина – не то, что наверху…
И я лежал, зализывая раны,
Как старый волк с картечиной в боку!
Я экономил воздух, как скупой,
Что не подаст полушки Христа ради!
Один за всех – в засаде и в осаде,
Прижатый к грунту черной глубиной…
Вокруг ни зги, но как сжимает уши
И сердце колет мертвая вода!
Здесь тишина змеей вползает в душу
И, поневоле, снятся города,
Где за идеи режут на куски,
Деля людей по крови и по масти…
Где умер дух, разорванный на части,
И под ногой трещат материки!
Благих безумств кровавые химеры…
В борьбе за мир – все средства хороши!
Сперва паломник брел дорогой веры,
А уж за ним и рыцари пошли!
Где мысль убита – душам падать в грязь!
Где умер дух – святых не почитают!
Пусть я не Бог и истины не знаю,
Но не расстрелян мой боезапас!
Сплю наяву? Иль падает на крыши
Ракета, скрытой ярости полна!
Господь молчит? Иль я его не слышу?
И тишина в отсеках… тишина…
Ракеты приближаются к земле?
Иль это луч из врат потусторонних?
Господь берет меня в свои ладони…
Вода в отсеках… воздух – на нуле!
12-13 августа 2003
Все начинается с отхода
Все начинается с отхода:
Другая жизнь. Другие сны…
Недели тянутся, как годы,
И, словно годы мчатся дни,
Где все друг другу словно братья
В ста миллиметрах от беды…
Тяжелой, сумрачной воды.
«Всем вниз!» у войн свои законы.
«Локатор! Пеленг 35!»
А дома ждут привычно жены,
Детей, укладывая спать!
И вновь идут на погруженье
Жрецы и боги жарких шхер,
Глубин в десятки атмосфер.
Вино молдавского разлива
От спящей Родины вдали…
Здесь можно жить и быть счастливым
От ожидания земли…
Рвать океанские широты,
Не видя солнца и волны…
Быть неразрывной частью флота
И главным козырем страны!
Нам снится ветер от норд-оста,
В холодном небе облака…
Курс от Нордкапа – 90…
Все это будет… А пока
Распахнут люк во тьму Вселенной,
И сладок нам табачный яд…
Мы тем же курсом в Средиземном
Идем в назначенный квадрат…
… Да было ль это? Я не знаю.
Забыл. Не помню. В горле ком.
Ночь. Крепко спит страна родная,
И корабли идут на слом…
Где наши черные пилотки
И ощущение плеча?
У стенок ржавые подлодки,
Как дети плачут по ночам!
20 августа 2003
Падает снег
Падает снег. Над губой тишина.
Дремлют на «товсь» корабли у причалов…
А в Севастополе скоро весна…
Плещет волна в херсонесские скалы…
Владивосток ожидает циклон…
На побережье Камчатки – светает…
Спят корабли, но тревожен их сон.
Что-то их завтра, браток, ожидает?
Смутное время вне смысла течет…
Толи – народ, толи – скопище мумий…
Вроде бы, флот мы… а вроде – не флот…
Время салютов и бремя раздумий…
Годы проходят как торжище дней –
Пьяных, бездумных, мучительно серых…
Судьбы страны и ее кораблей
Не отделить от судеб офицеров!
Кто мы сегодня? Кем были вчера
Те, чьи ступени – война и работа?
Выпьем по первой за гений Петра,
За офицеров Российского флота!
За не доживших героев войны,
Спящих на дне с экипажами вместе…
За переживших крушенье страны,
Не изменивших – ни флагу, ни чести!
Рубятся корни… России— ура!
Пьём за истории белые пятна!
Все на круги возвратилось вчера:
Кровь и молитвы… кому – непонятно!
Все уже было: благие слова,
С присвистом Яблочко-песня в присядку!
Рыбой гниющей пропахли Москва,
Владивосток, Севастополь, Камчатка…
Падает снег над Оленьей губой…
Кружится снег над Полярным уснувшим…
Спущены флаги. Команде – отбой!
Выпьем, браток! Погрустим о минувшем!
Выпьем за всех, кто сейчас стережет
Смутный покой третьеримского рая…
Вроде бы, флот мы…, а вроде – не флот…
Что-то нас завтра с тобой ожидает?
21 августа 2003
Мы проходили тропик Козерога под водой
И курс держали к берегам родным,
Где крепко пахнет снежною, звенящею зимой,
Где с плеч усталых снимем груз глубин.
Наш воздух, что в отсеках, не такой как на земле, –
Вам это не изведать, не понять,
Как не понять, как музыкой на нашем корабле
Звучит приказ «Цистерны продувать!»
Был месяцам потерян счет, зачеркивали дни
На малых и больших календарях,
В тревожных снах нам снились городов родных огни,
Беспечная толпа на площадях.
И грезились единственной любимые глаза
В тропическом, не зимнем, феврале,
Где в черном небе буйствовал волшебный звездопад,
Какого не увидишь на земле.
У берегов Мурмана рубкой вспенили волну,
И воздух дома в лодке загулял.
Эсминец, ожидающий нас в точке рандеву,
Приветливо ратьером замигал.
А звездный дождь, что в тропиках
Однажды ночью лил, –
Не выдуманный мною эпизод.
О нем тогда поведал экипажу командир,
Ненадолго подвсплыв под перескоп.
Памяти защитников Севастополя
Помнишь, Гриша, букет – невест,
На Приморском гремел оркестр,
И огни кораблей отражались в черной воде!
Папиросы в рассып «Дюбек»
Продавал хромоногий грек,
И Наташку твою на вальс пригласил студент.
Посмеялись над ним еще…
Гриша, очень болит плечо?
Ты стрелять то сможешь? Нельзя нам, браток, в санбат!
Маловато патронов, друг, –
Два неполных диска на круг…
Предстоит, как поется:
Последний давать парад!
На траншею – лишь двое нас…
Сейчас нам фрицы покажут вальс:
«Сказки венского леса» или «Дунай голубой»!
Видишь – в балочке целый взвод,
И когда он на нас попрет –
Это будет, почти как «Варяга»
Ничего! Не дрейфь, корешок! –
Есть еще лимонок пяток!
Вахте скоро конец! Не вешай, братишка, нос!
Как ни кинь – одно – помирать!
Так покажем кузькину мать! –
Фрицы здесь – пехтура! А ты, как и я – матрос!
Гриша! Товсь! Допивают шнапс!…
Заиграл наш последний вальс…
Ну, держись, браток, Аккуратнее целься! Пли!
Посмотри – офицер упал!
Это ты его, Гриша, снял?
Залегли! Их взвод, нас двое – а залегли.
Нет. Поднялись. Идут опять…
Что ж, пора их в гранаты брать…
За родной Севастополь! За наш Приморский бульвар!
